Лучший инструмент для понимания современной российской политики — романы И.С. Тургенева, в которых выведен тип "лишнего человека" — умного, образованного, благородного, но не находящего своего призвания на общественном поприще. Почему?
Потому что такого вида деятельности, как "общественное поприще", не существует и возможностей есть только две — частная жизнь или же чиновная (либо другая) служба.
Те, кто не вписывается в жизнь, становятся лишними просто в силу политического устройства российского мира.
У И.С. Тургенева таков, скажем, Рудин в одноимённом романе или, с некоторыми оговорками, Лаврецкий в "Дворянском гнезде". Конечно, персонажи писателя не такие плоские, но нас они интересуют в данном случае только как отражение в литературе явлений наличного общественного порядка.
Такова вся российская оппозиционная политика. Поскольку свободы, конкуренции различных идеологий и программ как главного регулирующего принципа устройства политической жизни нынешний порядок не предполагает, то все российские оппозиционные политики — "лишние люди".
И здесь совершенно не имеют значения их личные качества, масштаб, взгляды, умение понимать настоящее и формировать программу для будущего. Всё это, раз поднявшись флагом, немедленно падает на землю, не находя опоры в бесплотном российском политическом пространстве.
Поэтому все претензии части наших соотечественников, понимающих, что страна катится в пропасть, к оппозиционным политикам "объединиться", "делать реальные дела", "больше общаться с народом", "ходить на эфиры" и др., — бесполезны. Просто в силу того, что ничто из этих мер не способно изменить политического каркаса современной России.
Неудивительно, потому что самый востребованный тип современной российской оппозиции — это тип "разрушителя", "анти", совершенно лишённого идеологической определённости, которая представляется желающим перемен соотечественникам как что-то мелкое, второстепенное, раздражающее, сегодня не нужное.
Равным образом, самый востребованный тип коалиций — это союз "всей оппозиции против власти" — либеральных демократов, националистов, левых и кого угодно ещё. Главное, одно — отвергать существующий политический порядок. И как цель — сломать его даже не ради программы, а просто ради лозунгов — "честные выборы", "честный суд", "свобода политзаключённым" и др.
В этом же ряду стоит ожидание создания для существующей системы неблагоприятных экономических и прочих обстоятельств, которые помогут сломать систему извне.
Это тип политики, можно сказать, выращенный самим устройством России.
Когда российское начальство видит в оппозиции то, что можно обобщённо назвать словом "Майдан", то это же взгляд начальства на собственное уродливое дитя, порождённое тем, что политическая система России не знает свободного устройства. Это взгляд на своё отражение в сделанном своими руками кривом зеркале. Как же ещё должно проявляться в сегодняшних условиях недовольство, если оно желает получить значимый результат?
Снимать личную ответственность с сегодняшних руководителей России не стоит — потому что в политике действуют не только обстоятельства, но и люди, эти обстоятельства меняющие — во всяком случае, когда они обладают возможностями эти обстоятельства изменить.
Александр II отважился на реформы. Николай II в некотором смысле завершал эти реформы, согласившись, пусть и на ограниченное, но "всероссийское земство" — парламент. Почему?
Косное российское начальство и его охранительные сторонники, напуганные стремительностью развала СССР, приписывают его реформам. Не хотят ли они спросить себя — почему возникла необходимость реформ? Почему подобная необходимость возникла в России при Александре II и Николае II? Может быть, стремительный слом и последующие неустройства хотя бы отчасти есть следствие запоздалости реформ?
Есть интерес тех, кто находится на вершине российской власти и хотел бы править вечно. И есть интерес страны, как целого.
Последний интерес предполагает необходимые политические реформы сверху, продвигающие страну к современным политическим формам, явленным, конечно же, западным миром.
Первый, насколько можно судить, предлагает не делать ничего, надеясь, что всё само успокоится, а любые реформы (если они не косметические) разрушительны.
Как же? Всё пока спокойно, хотя и есть некоторые трудности. Так же было и в России. Также было и в СССР. Потом пришёл 1917-й год и неспешно подошёл 1991-й. Какой год стучит в дверь современной России?
